Виртуальная выставка – экспонаты

Вовсе не праздным для любого страховщика можно считать вопрос, как следует поступать со своими обязательствами в отношении коллег из стран, с которыми отечество находится в состоянии войны. Первая мировая война впервые в истории страхового и перестраховочного дела поставила этот вопрос как нельзя остро. С началом военных действий 28 июля 1914 года тесная интеграция европейских страховых и перестраховочных компаний была парализована. Большой процент перестраховочных операций России приходился на Германию. Германия и Австро-Венгрия перестраховывали свои операции в Великобритании. Учитывая, что перестрахование подразумевает и пересылку документации касательно застрахованных объектов... такие действия могли быть расценены как предательство или пособничество врагу. В начале XX века европейских страховой рынок представлял из себя среду тесных финансовых отношений, который проще всего представить в виде крепко переплетённого клубка нитей разной толщины и веса... как распутать этот клубок и остаться при своих, с началом войны, не понимал никто. О непростом времени для международного взаимодействия страховщиков пойдет наш рассказ сегодня.

27 сентября 1914 года французским правительством был издан декрет, который в интересах национальной самообороны запрещал любые торговые и коммерческие отношения французских граждан с подданными Германской и Австро-Венгерской империи. Этим же декретом объявлялись недействительными, как противоречащие государственным интересам, всякие договорные отношения и соглашения, заключенные после 4 августа с немецкими и после 13 августа с австро-венгерскими подданными. Если бы декрет ограничивался только этими двумя положениями, то, по крайней мере в отношении договоров перестрахования, взаимодействия трёх стран были бы вполне ясны. На время войны коммерческие отношения между противниками воспрещены. После объявления войны никакие новые договоры невозможны. Но 3-ая статья этого декрета затронула вопрос отношения страховых обществ и до войны: «В том случае, когда акт или договор, указанный в п. 1 к моменту опубликования настоящего декрета не был еще начат исполнением, путем ли поставки товара или производства платежей, его недействительность может быть объявлена по требованию французских граждан, лиц, состоящих под французским протекторатом, или же подданных нейтральных государств, заявленному Председателю Гражданского Суда». Таким образом, опротестовать исполнение обязательств по действующим и до начала войны договорам перестрахования мог практически кто угодно. На этом примере хорошо видно, что подобные ограничения не вносили ясность в юридическую сторону вопроса международного взаимодействия страховых компаний.

С нарастанием в российском обществе анти-немецких настроений, переходившие порой в настоящую истерику, перестраховочные операции отечественных страховщиков подверглись новым нападкам, как среди обывателей, так и в профессиональной среде. Основные претензии сводились к тому, что российские компании якобы выступают лишь своего рода комиссионерами, зарабатывая хорошие барыши на посреднических операциях; а передавая значительную часть страховой премии за границу, в особенности немецким перестраховочным и страховым обществам, являются чуть ли не пособниками врагов. С большим интересом и надеждой на полезные сведения в отношении вопроса перестрахования в условиях Первой мировой войны автор этой публикации открывал небольшую брошюру «Страхование и война» 1914 года издания, написанную неким И.М. Белоусовым. Каково же было одновременно и удивление, и не меньшее любопытство наткнуться на оголтелую агитку обществ взаимного страхования, направленную против их акционерных конкурентов. Г-н Белоусов приводит выдержки из неназванной, но «распространённой» газеты, в которых сразу же говорится о засилье немцев в ряду различных торгово-промышленных предприятий и, в особенности, страховых обществах. Благодаря стараниям немцев наше страховое дело якобы попало в кабалу, «средством для чего послужило устройство перестрахования. Всем, конечно, известно, что ни одно страховое общество не несет риска от убытка, в котором страхуют, оно служит только передаточной инстанцией» — потрясающее по своей безапелляционности и глупости утверждение! Далее говорится о том, что «помимо экономической кабалы, перестрахование в Германии имеет опасную сторону для нашей обороны» с последующим перечислением всех тех сведений, которые российские компании, согласно договорам перестрахования, обязаны передавать за рубеж, от сведений об имущественном страховании до планов, карт местностей и т.п. Пересказывать дальнейшие словоблудия автор не считает возможным, поэтому дадим слово крупному специалисту отрасли, А.А. Шахту.

В своей основательной работе «Труд, война, страхование» 1915 года издания на 167 страницах известный теоретик и деятель акционерного страхования Александр Андреевич Шахт уделяет внимание, как иностранному влиянию на хозяйственную жизнь в России, в том числе в страховом деле, так и вопросу перестрахования в условиях военных действий: «Часто приходится слышать, да и в печати нередко повторяется, что страховое дело в России захвачено всецело в руки иностранцев и преимущественно немцев, которые будто бы являются полными хозяевами на страховом рынке, по крайней мере поскольку это касается акционерно-страховых компаний... Что раньше, и даже очень недавно, во главе русских акционерных обществ стояли управляющие немцы, это вполне естественно... Это довольно сложная и в России до 1827 года незнакомая организация была перенесена к нам из Германии, и потому нет ничего удивительного, что на некоторое время привилегия управления страховыми обществами оставалась за немцами». Далее Шахт приводит довольно длинный список русских фамилий директоров-распорядителей крупнейших компаний акционерного страхования. С точки зрения сегодняшнего дня, подобный спор о «русскости» страхового дела выглядит не совсем здоровым, но нужно принять во внимание настроения тех лет.

В отношении же перестрахования Шахт указывает на бесспорные преимущества этой системы для устойчивости всей страховой отрасли в мире. Более того, прямого финансового преимущества и для российских страховщиков: из отчётов всех 15 отечественных обществ, занимающихся страхованием от огня, из общего сбора премий в 1913 году в сумме 178,5 млн руб. почти половина (83,5 млн руб.) относится на счет заграничных операций по принятию страхования. Даже война между двумя государствами не может сама по себе поколебать силу договора между юридическими лицами, но остаётся вопрос, каким образом в этих условиях возможно, и возможно ли в принципе, исполнение обязательств. Страховые общества нашли следующий выход из сложившегося положения: подтвердив друг другу, что перестраховочные договоры сохраняют свою силу непрерывно несмотря на приостановку денежных расчётов, они решили продолжить свои операции так, как это было бы при отсутствии перестрахования с тем, чтобы взаимные расчёты по перестрахованиям произвести после окончания войны.

На начало войны все договоры по передаче перестрахований из России за границу были организованы следующим образом: заграничные перестраховщики оставляли в распоряжении русских обществ специальный залог по обеспечению договоров, который фигурировал в пассиве баланса российских компаний как «удержанные резервы премий по переданным перестрахованиям», которые на 1 января 1914 года составили сумму в размере 22,7 млн руб. Таким образом, со дня объявления войны и одновременно прекращения денежных расчётов с перестраховщиками, в распоряжении отечественных страховщиков осталась вся премия, следуемая перестраховщикам, и сверх того указанный залог на случай недостачи премии для покрытия пожарных убытков. Иными словами, зарубежные страховщики оставили в кассах российских компаний 22,7 млн руб. залога. Эта сумма сопоставима с годовым содержанием окружных судов и городских судей во всей империи (26,8 млн руб.) или почти в два раза превышает отпущенные казённые средства на годовое содержание всех арестантов (12,9 млн руб.) согласно плану на 1914 год по Государственной росписи доходов и расходов. Все перестраховочные договоры сохраняли полную юридическую силу на всё время войны, лишь с отсрочкой их исполнения. Международный страховой баланс за 1913 год был сведён таким образом, что за границу было передано 40 млн руб. премии, получено при этом 83,5 млн руб. Следовательно, при одинаковой средней прибыльности обеих операций, такой баланс был гораздо выгоднее для России, чем для иностранцев.

В 1915 году Отдел страхования и противопожарных мер, следуя постановлению особого присутствия, предложил русским акционерным страховым обществам всё же «дополнить договоры с обществами нейтральных держав, если таковые имеются, условием, что риски враждебных держав ни в коем случае не могут быть принимаемы к перестрахованию русскими обществами». Несмотря на естественность требования и, казалось бы, элементарную реализуемость, исполнение его оказалось затруднительным. Изменение договоров со страховщиками нейтральных держав не могло быть осуществлено в одностороннем порядке. В случае согласия страховых обществ нейтральных стран на исключение из существующих договоров рисков враждебных держав не всегда возможно было установить признаки той самой «враждебности», а отечественные страховщики не имели возможности проверить такие договорённости со своей стороны. Понятие «риска враждебных держав» также ставило в тупик профессионалов отрасли. Имущество, например, может принадлежать подданным нейтральных стран, но находиться при этом в пределах враждебных государств или же наоборот. По страхованию жизни возможны случаи, когда во враждебной стране заключено такое страхование в отношении подданного государства, с которым страна компании-перестраховщика находится в состоянии войны, а выгодоприобретателем по полису может быть, в свою очередь, лицо, являющееся подданным нейтрального или дружественного государства. Наконец, по транспортному страхованию затруднение в определении понятия «риска враждебных держав» может представляться как в отношении транспортных рисков, направляемых из нейтральных портов или же в таковые порты, но застрахованных от имени подданных враждебных государств, так равно при страховании таких рисков, следующих из портов враждебных держав или в порты оных, но от имени подданных нейтральных государств. Нейтральные страховые и перестраховочные компании, которым первым придётся определять в каждом отдельно случае признак «враждебности», вряд ли имели бы возможность сделать это сколь-либо правильно, так как подданство страхователей и выгодоприобретателей, назначение судна или груза оставалось неизвестным перестрахователю.

Ввиду всех описанных выше сложностей, российские страховщики, имея в своём распоряжении значительные резервы премии по перестрахованию, на время Первой мировой войны сохраняли статус-кво, безусловно исключая лишь транспортные риски, связанные с операциями, осуществляемыми непосредственно из вражеских портов или в таковые. Здесь будет интересно отметить, что даже в самый разгар войны операции по перестрахованию от огня производились с обществами Германии и Австро-Венгрии, но лишь условно, в виде бухгалтерских проводок, без пересылки документации и, конечно же, без отправки денежных средств. Таким образом, если бы не последовавшие за Первой мировой войной революционные события в России, Германии и Австро-Венгрии, с наступлением мира уцелевшие страховые общества могли вернуться к исполнению договоров друг перед другом. Но история рассудила иначе.