Интервью

Премии и капиталы – королевство кривых зеркал Ломакин-Румянцев Илья Вадимович Руководитель Федеральной службы страхового надзора (ФССН)

Вопросы капитализации и финансовой устойчивости российских страховых компаний остаются сейчас одними из наиболее животрепещущих. Рассказать о надзоре за соблюдением финансовых требований страховщиками корреспондент сайта «Страхование сегодня» попросил руководителя ФССН И.В.Ломакина-Румянцева.

Илья Вадимович, какова ситуация на страховом рынке в связи с вступлением в силу 1 июля 2006 года очередных требований к минимальным уставным капиталам страховщиков?

Ничего неожиданного 1 июля не произошло. Новые требования к капиталам - это норма, проектировавшаяся еще в 90-е годы, под флагом борьбы за повышение капитализации российского рынка. И известна она страховщикам была давно – самому Закону в этой редакции исполнилось уже почти 2,5 года, а еще до того 2-3 года он обсуждался в Думе как проект. Тем не менее, многие действующие ранее страховщики так и не смогли выполнить это требование. В том числе и из-за того, что в новой редакции Закона «Об организации страхового дела» содержится запрет с 1 июля 2007 года на использование заемных средств при увеличении уставных капиталов. А это сразу же осложняет различные не вполне честные способы увеличения уставного капитала страховой компании.

Дальше будет еще сложнее, поскольку через год вступит в силу 149-й Приказ Министерства Финансов, устанавливающий требования к активам, покрывающим собственные средства, в том числе уставный капитал.

Есть одно обстоятельство, на которое хотелось бы обратить внимание. Сегодня в отношении многих компаний мы отменяем решение об отзыве лицензий, так как в июле они предоставили документы, свидетельствующие о своевременном выполнении требований закона. И делаем это с двойственным чувством, с одной стороны хорошо, что какие-то компании продолжат работу на рынке, с другой, становится горько от того, что часть страховщиков все сделала в последний момент. Не знаю как вы, а я бы не доверил свои риски компании, которая и с собственными не очень хорошо управляется.

А что собой представляют компании, столкнувшиеся с проблемой исполнения норм по размеру капитала?

Компании, потерявшие лицензии из-за недостаточной капитализации, можно разделить на несколько групп. В первую очередь, в затруднительном положении оказались компании, которые занимаются исключительно ОМС. Для них оплатить уставный капитал сложно: занимаясь ОМС, они осуществляют свою деятельность на некоммерческой основе, что практически не позволяет им найти источники финансирования капитала. Для инвесторов они не интересны. Исключение представляют из себя страховые группы, которые в своем составе содержат ОМС-овские компании, или компании, занимающиеся ОМС и ДМС – там содержать такую компанию рентабельно, проявляется синергетический эффект, позволяющий, в том числе, разумно подойти к увеличению уставного капитала.

На втором месте компании, у которых в капитале есть доля государства. Это означает, что его увеличение связано с бюджетной процедурой и с решением о том, что будет с долей государства, будет ли она уменьшаться при увеличении капитала или нет, и если не будет, то из каких источников будет финансироваться – такие вопросы тоже решаются достаточно долго.

И последняя группа «не успевающих» - это довольно большое число компаний, которые ничем серьезным себя на рынке не зарекомендовали, за исключением того, что поучаствовали в каких-то мелких схемах. Видимо, руководители и хозяева этих компаний, оценивая бесперспективность развития этого бизнеса, решили, что не имеет смысла вкладывать в них реальные деньги и наращивать капитал.

А зачем вообще нужно наращивание капиталов? Кому мешает платежеспособная, но маленькая компания?

Когда-то законодатель решил, что нужно повышать капитализацию страховщиков, и желательно еще, чтобы этот капитал был реальным, обеспеченным надлежащими активами. Теперь мы это решение планомерно проводим в жизнь, и во многом оно непосредственно связано еще и с отказом рынка от различных «схемных» услуг, которые по существу не являются страхованием. Ведь когда страховая компания предлагает своим клиентам те или иные схемы транспортировки денег из точки А в точку В с минимизацией налогообложения - ей реально большой уставный капитал не нужен. Она, собственно, на себя никакого риска не принимает, а просто получает за свои услуги комиссию. Но если компания становится подлинно страховой, то есть несет ответственность по рискам, то по всем канонам теории и практики страхования, с учетом вероятностного характера возникновения ущерба, компания должна обладать достаточными собственными гарантиями выполнения обязательств перед клиентами. Такими гарантиями является, в том числе, минимальный уставный капитал, это стартовая величина гарантий. И то, что для многих компаний установленная законом планка оказывается чрезвычайно высокой, на мой взгляд, как раз свидетельствует о том, что рынок у нас развивался, прямо скажем, не сбалансировано. На мой взгляд, рост рынка реального страхования и капитализация – явления взаимосвязанные. Сейчас у нас чрезмерно развита та часть рынка, которая представляет продавца услуг, и очень плохо развит платежеспособный спрос на страховые услуги. А если бы это соотношение было более сбалансированным, то, конечно, сегодня таких проблем бы не было. В общем случае, чем больше число продающих услуги, тем ниже прибыльность бизнеса. А когда компания занята только собственным выживанием – начинается и недобросовестная конкуренция, и демпинг. И чем ниже доходность в отрасли – тем меньше заинтересованность инвесторов, и тем труднее изыскать средства на увеличение капитала.

Не превращается ли тогда все в ситуацию, когда в результате принудительных государственных действий емкости получаются огромные, а нагружать их нечем, просто нет столько рисков, которые готовы застраховать платежеспособные клиенты, нет объема работ для компаний с увеличенным капиталом?

Мы считали соотношение тех рисков, которые страховщиками принимаются на страхование, и реальной емкости рынка. Если верить номинальным показателям, то уже по сегодняшней статистике, если исключить ОМС, страхование жизни и скорректировать надлежащим образом показатели кэптивных компаний, мы получим, что классическое страхование против номинальной емкости компаний, им занимающихся, соотносится как один к трем. То есть формально эти компании уже сегодня могли бы принять в 3 раза больше рисков. Впору было бы говорить о перекапитализации отрасли, если бы не одно немаловажное обстоятельство. Просуммировав все активы страховщиков, которые могут быть учтены как обеспечение капитала и покрытие нормативной маржи (то есть исключив все активы, которые не допускаются Приказом № 149), без труда выяснится, что даже на то, чтобы принимать сегодняшний объем классических рисков, не хватает примерно 50 миллиардов рублей. Вся история с увеличением совокупного уставного капитала в последние годы - довольно мрачная, поскольку он, по существу, только на бумаге и увеличивался. Есть сведения, что из 85 миллиардов прироста уставного капитала, большая часть приходилась на векселя и т.п. – то есть прирост на поверку «пустой». Поэтому, на мой взгляд, совершенно бессмысленно поднимать уставный капитал, если одновременно не вводить требования, которые позволяли бы оценивать качество активов. Конечно, правильнее всего, если бы 149-й Приказ предшествовал повышению уставных капиталов. И уж конечно он должен был появиться сразу, как это предусмотрено законом, весной 2004 года. Но поскольку он появился в 2006 году, а вступает в силу с лета 2007 году, значит, к концу программы капитализации мы надеемся увидеть здесь какой-то порядок.

Но я еще раз обращаю внимание: страхование – это не самый выгодный бизнес (если, кончено, иметь в виду добросовестное классическое страхование). Оно совершенно явно уступает торговле, фармацевтике, строительству и пр. по привлекательности для инвестиций. Государство заставляет страховщиков повышать уставный капитал и было бы оправдано, если бы одновременно, выдвигая такие ужесточающиеся требования, оно бы указывало и на источники финансирования, которые позволят их выполнить. Мне представляется правильным, если бы на переходный период были предусмотрены определенные налоговые стимулы для страховщиков, осуществляющих ускоренную капитализацию.

То есть Вы считаете, что со вступлением в силу требований к активам через год наступит «момент истины» - все страховщики с «дутыми» капиталами либо уйдут, либо их наполнят деньгами?

Да, капиталы «сдуются», и наступит некая адекватность действительного объема живого капитала тому объему реальных рисков, которые обслуживают страховщики, и существующему платежеспособному спросу на страховые услуги.

И что тогда будет на следующем этапе развития страхования, если привлекательность компаний для дальнейшего инвестирования станет еще меньше? Ведь получается, что еще долгое время вкладывать в них деньги инвестору будет не интересно, поскольку показатели отдачи от капитала в страховании не очень велики…

Вы знаете, показатели не очень велики, но не так уж и малы, как кажется. То есть доходность на уровне 15-17% - это вполне приличный показатель для нашей страны. Конечно, он не такой высокий, чтобы заставить инвестора, забыв обо всем, наращивать капитал неограниченно. Но он нормальный для того, у кого страхование сопряжено с каким-то родственным бизнесом – тогда инвестирование в него вполне возможно. Мы принимаем заявления на лицензирование вновь создаваемых страховых компаний, и я что-то не вижу пока перебоев в числе желающих войти на этот рынок, как и из-за рубежа, так и изнутри. По-прежнему появляются новые операторы, но меньше становится тех, кто пытается войти на этот рынок с заведомо неблаговидными целями.

По моему глубокому убеждению, страховые компании во всех странах – это опора всей экономики. Банки выполняют роль «кровеносной системы», а на страховщиках держится стабильность, по большому счету, всей социально-экономической системы. Когда что-то рушится, страховщики занимаются возмещением всех ущербов. В этом разрезе становится понятно, что появление и становление страховой компании – это серьезный процесс. Компания должна быть надежнее, чем все остальное в экономике. А о какой надежности можно говорить, когда у нас иной раз создаются подряд 17 компаний, но сидят все по одному адресу с одним главным бухгалтером, он же директор компании. Такие фирмы - для чего-то другого, не для страхования: может быть, на перепродажу, может быть для «схем». Вот таких новоиспеченных игроков на этом рынке, по счастью, становится меньше, а случаев создания или покупки нормальной страховой компании серьезным крупным инвестором – все больше. Мне кажется, крупный бизнес оценил этот рынок, увидел, что он становится чище, понятнее и, в этом смысле, привлекательнее.

Есть и еще такой момент, как организационно-правовая форма страховщика. К сожалению, подавляющее число страховщиков реорганизовалось в общества с ограниченной ответственностью (ООО), что тоже не очень хорошо для рынка, и их самих не красит. Понятно, что публичная компания имеет существенно больше перспектив в дальнейшем. В Украине на уровне закона всех страховщиков обязали быть акционерными обществами, и я считаю, что это было бы правильно и для России. Если мы хотим иметь действительно надежные страховые компании, а не много, но «абы каких», - то конечно, ООО постепенно должны уйти. Разумеется, это произойдет не единовременно, не в течение одного года, но процесс перехода в фиксированную организационно-правовую форму нужно начинать. С другой стороны, понятно, почему многие даже крупные компании оказались ООО - это был вопрос скорости увеличения уставного капитала. Но все же, форма ООО - признак того, что компания не вполне уверенно себя чувствует.

Что изменилось в технической стороне надзора за финансами и платежеспособностью страховщиков в последнее время?

Сейчас применяется все более жесткий контроль абсолютно за всеми документами, которые поступают в Службу, в том числе при первом лицензировании страховой организации. Все проверяется детально: что сдано, какого качества документы, и самое главное, как они потом выполняются. В частности, у нас были проблемы с компаниями, которые при лицензировании сдавали экономическое обоснование, которое мы начинали всерьез анализировать, и становилось понятно, что такое развитие, как запланировано страховщиком, неминуемо приводит его в состояние неплатежеспособности. Тогда мы требовали от компании или пересмотреть свои перспективы, или уже сегодня принять меры по наращиванию собственной емкости, изменить перестраховочную политику и т.п. Потом проходит какое-то время, и мы начинаем отслеживать выполнение декларированных планов. Цель всего этого контроля – понять, насколько страховщик умеет планировать свое будущее. Когда новая компания появляется на рынке, она проходит своего роде «экзамен», проверку того, насколько эта компания соответствует образу «надежной опоры экономики». Чтобы она выполняла такую роль, она сама должна быть очень хорошо организованной, разумной.

Но компания имеет еще и «человеческое лицо» - имеют значение личности тех руководителей, которые становятся во главе ее, пусть даже сама компания новая, но «у руля» вполне могут оказаться люди, которые уже когда-то руководили организациями, ставшими неплатежеспособными?

Это очень болезненный вопрос. Закон нам не предоставляет такого рода права, в отношении людей мы проверяем, к сожалению, только формальные требования к виду и типу образования: высшее финансово-экономическое. Почему именно такое – для меня загадка. На мой взгляд, гораздо значимее было бы проверять наличие рекомендаций - чтобы кто-то поручался за того или иного руководителя (лучше всего, если поручителем будет саморегулируемая организация, а они в перспективе у нас появятся). А пока нередко наблюдаем следующую ситуацию: человек похоронил две-три компании, страхователи до сих пор бегают, пытаясь его найти, а он приходит к нам регистрировать новую, и у нас нет основания ему отказать. Запрет на руководящие должности для тех, чьи действия привели к банкротству страховой компании, исчез из закона в редакции 2004 года, и логика законодателя здесь мне не понятна.

Да и вообще в формулировке норм для руководителей много неясного. Во-первых, все квалификационные требования рассчитаны на одну модель управления: во главе компании стоит один человек – физическое лицо. А гражданским законодательством предусмотрены привлечение управляющей компании, передача управленческих функций на аутсорсинг. В нашем же законе для страховщиков такая возможность не рассматривается в принципе. Нас страховщики часто спрашивают, можно ли применять такие формы управления – и по букве закона, мы должны отвечать: «Да, можно, если у него образование будет не ниже предусмотренного законом». У кого именно – в законе, естественно, не уточняется.

Вообще, последние редакции Закона очень интересно построены. С одной стороны, они направлены на формализацию страхового надзора, и это можно только приветствовать. Но одновременно они направлены еще и на ограничение тех содержательных, разумных норм и подходов, которые уже существуют в страховом надзоре. Я вообще плохо понимаю, как мы, например, будем переходить в нынешней конструкции от существующего нормативного метода оценки платежеспособности к модели регулирования Solvency II, если она предполагает принципиально иные взаимоотношения между надзором и страховым сообществом, допускает решения, основанные на мотивированном суждении. Попробуйте, найдите такое в нашем законе– не обнаружите никогда! И даже понятно, почему: законодатель считает, что таким образом борется с коррупцией, пытаясь формализовать все что можно. В результате мы теряем ряд возможностей, которые существуют у страхнадзоров других стран. Например, в Европе проверяется вся «управленческая родословная» членов правления, а не только его председателя или генерального директора компании; проверяется не просто диплом, а квалификация бухгалтера и т.д.

Вообще интересно рассмотреть кадровый вопрос с точки зрения его влияния на финансовое благополучие страховщика. Да и с позиции регулирования пока что у нас в законе фигурируют только руководство, агенты и актуарии, а во многих странах перечень профессий, которыми ведает страховой надзор, намного шире. Это серьезная проблема?

Да, во многих странах давно поняли, что надежность страховой защиты зависит от действий большого числа специалистов, работающих в компании. И для того чтобы понять, надлежащим образом они действуют или нет, вводится система контроля - со стороны государства и от имени потребителей страховых услуг. Ведь надзор изначально появляется в истории стран с развитым страховым рынком как представитель потребителей, застрахованных, и одновременно – исполнитель воли государства. Естественно, нельзя оставлять вне контроля деятельность всех лиц, от которых зависит эффективность и качество работы страховой компании, так как это происходит у нас.

Возьмем, к примеру, широко обсуждающийся сейчас вопрос о необходимости сертификации актуариев, вплоть до озвучивания мнений, что актуарии вообще не нужны. Хотя в этом случае не очень понятна логика, с которой его туда зачем-то включали 2,5 года назад, основываясь на опыте большинства стран, где сертифицируемые надзором актуарии существуют.

Если вы обратили внимание, в законе нет упоминания практически всех страховых специалистов: сюрвейеров, аджастеров, диспашеров и др. Даже андеррайтеров там нет, а, на мой взгляд, ключевая фигура в страховании – это именно андеррайтер, а актуарий – это лишь советник-эксперт-критик. Все значимые решения принимает андеррайтер, а наше законодательство его не регулирует никак.

Предметом регулирования актуария делает то, что он сдает в надзор заключения о состоянии компании. В законе, к сожалению, это прописано только в отношении порядка формирования страховых резервов. В большинстве стран, где существуют назначенные актуарии, их функции гораздо шире: они готовят обширный доклад о платежеспособности компании и о рисках, связанных с платежеспособностью, в том числе в части резервов, тарифной политики, принципов принятия решений в компании и т.д. Есть очень хорошее определение, данное Международной Ассоциацией Страховых Надзоров (МАСН): актуарий - это специалист, знающий финансовые последствия случайных событий. Такое заключение чрезвычайно важно для оценки платежеспособности компании. Если ФССН не будет участвовать в оценке квалификации актуария тем или иным способом, то она не сможет доверять его заключению. Если же по закону актуарий не будет подписывать никакого заключения – значит, участие надзора во всем этом будет достаточно формальным, тогда и вправду актуария можно убрать из закона и забыть о нем. Однако если актуариев не будет, то невозможно будет выполнить требования МАСН, которая считает, что нужны так называемые «назначенные» или «ответственные» актуарии, что это важный элемент перехода к Solvency II (модели, которая дает больше гарантий потребителям). Я понимаю, почему актуарии не нравятся страховщикам – еще один, пусть и внутренний, но контроллер. Но, казалось бы, законодатели в первую очередь должны защищать интересы «маленького человека», потребителя страховых услуг.

А с точки зрения размера компаний – должны быть какие-то требования или ограничения по численности персонала?

На мой взгляд, такие негласные ограничения и так есть, но они не нормативного, а экономического характера. Ведь у большинства компаний, теряющих сейчас лицензии из-за недокапитализации, с платежеспособностью-то как раз особых проблем не было. Все выросли, а они не успели - вот и вся проблема. И когда руководитель такой маленькой, но крепкой компании спрашивает: «А в чем смысл капитализации? Вы убирайте неплатежеспособные компании, а маленькие ли они, большие, средние – это же не ваше дело», я в целом, могу его понять. Но с другой стороны, мир движется именно в направлении укрупнения страховщиков, постоянно поднимается планка требований к финансовым ресурсам – и не в последнюю очередь, именно потому, что страховой бизнес становится все более интеллектуально емким, выдвигает очень серьезные требования к организации работ и квалификации персонала. В маленьких компаниях поддерживать такой уровень чрезвычайно сложно, а в больших, напротив, начинает срабатывать фактор «экономии масштабов». Большой страховщик создает большую технологическую систему, набирает квалифицированных специалистов. Понятно, что у лидеров возникают свои собственные риски управления большой компанией, но в маленькой компании полноценную технологическую структуру вообще не сделать. Последнее время разными специалистами проводились исследования по оценке минимально необходимой численности работников страховой компании. Делались они разными методами, а результаты оказались близкими. Минимальная численность компании, если она занимается классическим страхованием, должна быть около 40 человек. Ну а дальше можно посчитать необходимую зарплату в расчете на одного человека, затем общий фонд заработной платы и накладные расходы, а потом обратным счетом вы можете сформулировать гипотезу о структуре тарифа, где 15-30% - нагрузка от брутто-ставки, и определить объем годовой премии, которую должна собирать такая компания, чтобы обеспечить свое выживание. И оценив размеры перестрахования, предельно возможного, вы можете оценить размеры собственного удержания. А уже отсюда - вы можете посчитать минимальный размер уставного капитала. И примерно те величины, которые заложены в законе, как раз и получаются в результате расчетов. Таким образом, проявляется внутренняя экономика страховой компании. И компании в 8-10 человек в принципе не могут существовать, если они занимаются классическим страхованием в условиях свободной конкуренции. Это не просто воля законодателя, таковы уж экономические механизмы страхового бизнеса.