Интервью

Проблемы и надежды корпоративного страхования Галахов Алексей Владимирович Заместитель генерального директора ОСАО «Ингосстрах» по корпоративному бизнесу

Какие проблемы наиболее остро ощущаются сегодня на рынке страхования корпоративных имущественных рисков? Созрел ли рынок для осознания недопустимости демпинга? Какие сегменты сегодня наиболее привлекательны, а какие не могут обеспечивать рентабельность страховых операций? На эти и другие вопросы порталу «Страхование сегодня» отвечает заместитель генерального директора ОСАО «Ингосстрах» по корпоративному бизнесу Алексей Галахов.

Мария Жилкина,
Медиа-Информационная Группа «Страхование сегодня» (МИГ)

Алексей Владимирович, как бы Вы охарактеризовали ситуацию, складывающуюся в последнее время в сегменте корпоративного страхования?

Ситуация меняется стремительно, буквально калейдоскопически. Вообще, за последний год в страховом бизнесе произошло такое число событий, которого хватило бы на десятилетие. Можно выделить основные, на мой взгляд. Это небывалый ранее рост количества убытков, тяжести их последствий и продолжающийся вопреки здравому смыслу демпинг тарифов, уход с рынка иностранных компаний, сворачивание оставшимися зарубежными игроками операций в рознице, снижение надежности многих страховщиков из-за кризиса в розничном страховании, санкции Запада и связанные с этим новые риски, прекращение отнесения затрат на страхование СМР на себестоимость, «мертворожденное» обязательное страхование ответственности застройщиков и массовые страховые случаи на рынке туроператоров, запуск Сбербанком страховщика не-жизни и т.д.

При этом корпоративное страхование - большой и высококонкурентный сегмент рынка, включающий десяток линий бизнеса и около сотни видов страхования, - для всех страховщиков остается весьма привлекательным. Многие компании продолжают считать, что оно сулит высокие прибыли и большие обороты, хотя это один из тех стереотипов, которые за последние два года практически разрушились.

Учитывая все факторы, в планы на 2014 год мы закладывали скорее консервативный сценарий, роста рынка не ожидали. Надо понимать, что и в 2012, и 2013 году рынок получал новые виды обязательного страхования. Можно их рассматривать как подарки, результат лоббистских усилий страховщиков, как социальный заказ со стороны государства, но за счет этих законов рынок рос и был в хорошем тонусе. Два года обязательные виды были драйверами развития рынка корпоративного страхования. Остальные сегменты в лучшем случае оставались на прежнем уровне, никаких других источников роста не наблюдалось. В 2014 году мы таких «подарков» уже не получали. Отчасти толчком для роста корпоративного страхования послужила подготовка к Олимпиаде в Сочи, где «Ингосстрах» был, пожалуй, самым активным страховщиком. В качестве Партнера и Официального страховщика зимних Олимпийских игр в Сочи компания страховала многие олимпийские объекты как на стадии их строительства, так и на этапе эксплуатации.

Как Вы оцениваете текущие результаты работы компании в корпоративном сегменте?

Сборы брутто-премии «Ингосстраха» за 2014 год по корпоративному бизнесу являются рекордными за историю компании, мы собрали почти 22 млрд рублей, рост к аналогичному периоду прошлого года составил более 25 %.
Безусловно, этому способствовал ряд выигранных крупных тендеров, в том числе в космическом страховании. Достигнута максимальная доля рынка – более 10,5 %. Цель компании неизменна – быть в тройке лидеров во всех направлениях корпоративного страхования. Комфортная позиция - № 1, в целом ряде линий бизнеса мы лидируем.

Какие виды страхования корпоративных рисков «Ингосстрах» считает для себя приоритетными и стремится к лидерству в них?

Что касается такого традиционно важного для нас направления как имущественное страхование юридических лиц, то сейчас мы заметно укрепили наши позиции - поднялись с четвертого места на третье. В 2014 году мы достаточно успешно конкурировали в тендерах за крупных клиентов, и наш портфель пополнился целым рядом ключевых предприятий в разных отраслях экономики.

Отмечу также космическое страхование. Рынок этот сложный, волатильный, серьезно зависящий от того, какие космические программы реализуются в России. Но объемы там реально большие. Мы традиционно были лидером в этом сегменте и хотим им оставаться.

Мы лидируем также в морском страховании. В 2014 году примерно на 5 процентных пунктов нарастили свою долю в этом сегменте, она превышает 20 % в России и составляет почти 1 % от мирового рынка. Это прибыльный бизнес, мы гордимся своим лидерством и, хотя чувствуем конкуренцию, сильной угрозы для наших лидерских позиций пока не видим.

Мы занимаем первое место по добровольному страхованию ответственности перевозчиков. Этим видом страхования мы занимаемся очень давно, и наша экспертиза в этой сфере – одна из самых сильных. По обязательному страхованию ответственности перевозчиков мы на втором месте. Входим также в тройку лидеров по ряду других линий корпоративного бизнеса.

Какова позиция компании в отношении агрострахования?

Наша позиция – выжидательная. Определенные виды мы страхуем, например, развиваем страхование животных, имущественное страхование. Но в целом сейчас наши операции в этом сегменте носят минимальный характер, притом что большая сеть филиалов могла бы этим заниматься.

Сокращение операций по агрострахованию было крайне тяжелым решением, поскольку во многом компания воспринимала работу в этом сегменте как миссию, приглашала высокопрофессиональных специалистов, которые со всей ответственностью подошли к развитию этого направления. Мы создали службу предстраховой экспертизы, вплоть до космического мониторинга земель и урожаев. Но, как оказалось, коммерческим способом на рыночных тарифах, которые мы рассчитываем, страховать это нельзя – тарифы должны были бы быть примерно вдвое больше тех, что применяются сейчас на рынке (на уровне 15 % и более), столько просто никто не заплатит.

Если говорить об агростраховании с господдержкой, то тут свою роль сыграл целый ряд объективных и субъективных факторов, замедливших его развитие: с одной стороны – неритмичное финансирование Минсельхоза, с другой - не особенно высокая востребованность этого продукта у самих фермеров.

Убыточность компании ни разу за семь лет не была ниже 100%. И дело не только в тарифе, но и в том, что добровольно приходили застраховываться главным образом те, кто точно ждал неурожая и постоянно нарушал агротехнологии. А отношение судов к содержанию договора – известно какое. У фермера просто невозможно выиграть суд, а значит, выплата происходит не по страховому случаю, а просто по факту того, что полис был куплен. На стороне недобросовестных аграриев и местные власти: руководителям филиалов вполне четко дают понять, что если какому-то хозяйству сейчас не заплатят, то компания в регионе в дальнейшем будет иметь проблемы, антиреклама будет обеспечена.

В банковском канале агрострахования конкуренция тоже всегда была очень жесткой, плюс к этому в определенный момент Россельхозбанк вывел на рынок своего страховщика, который получил максимальную поддержку со стороны банка.

К сожалению, не дает повода для оптимизма и статистика природных катаклизмов, которые происходят практически ежегодно в разных регионах страны. В частности, в прошедшем году произошло сильнейшее наводнение на Алтае, ранее регион считался весьма благоприятным. Все это только подтверждает, что агрострахование – очень рискованный вид.

В общем, мы пока не видим себя активным игроком на этом рынке, операции свели к минимуму, поэтому не несем сейчас тех убытков, какие несли в предыдущие годы. Есть, правда, один серьезный плюс – сейчас этот рынок значительно очистился, а значит, впереди есть свет. Когда мы только начинали работать в агросегменте, на долю «серых» компаний приходилось около 70 % сборов, а сейчас во многом благодаря усилиям профобъединения эта доля значительно сократилась. Объединение двух союзов агростраховщиков также положительно скажется на развитии данного рынка.

А что Вы думаете по поводу страхования строительно-монтажных рисков (СМР)?

В наступившем году мы не ждем от этого сегмента положительной динамики. Отмена включения расходов на страхование в себестоимость строительно-монтажных работ потенциально может снизить объем рынка СМР. До недавнего времени он, по экспертным оценкам, составлял 25-30 миллиардов рублей. Теперь все, что касалось инфраструктурного и дорожного строительства, а также строительства, реализуемого по государственным контрактам, может оказаться незастрахованным.

В итоге мы потеряем значительную часть рынка и вернемся к ситуации середины 90-х, когда расходы на страхование на себестоимость вообще не относились. Частные проекты, полагаю, как страховались, так и будут страховаться, но это небольшой сегмент. Генеральный заказчик у нас все последние годы – это все-таки государство.

Тогда кому в итоге достанутся все потенциально возможные убытки при строительстве по госконтрактам, если они не будут застрахованы?

Сейчас подрядчики государственных организаций находятся в диалоге со своим заказчиком. Возможно, какое-то время сработает инерция – по старым подрядам, заключенным в начале года, страхование пока не отменено. Но в следующие годы заказчик все-таки платить не захочет. По ГК и по основам законодательства о подряде, риск случайной гибели лежит на подрядчике, как он будет с ним справляться – это его проблемы, может и застраховать, но расходы компенсироваться не будут или будут компенсироваться частично. По знаковым инфраструктурным проектам в новом формате еще никаких решений не принималось. Некоторые строители говорили мне, что если страхование будет стоить недорого, они готовы страховать. Что же касается иностранных подрядчиков, то они страховались всегда.

В целом, объем рынка, конечно, снизится, и уменьшится коррупционная нагрузка, для чего, собственно, и было принято такое решение. Будут страховаться реже, не все, но по нормальным рыночным ценам, рынок начнет двигаться в сторону цивилизованности. А кто и за счет чего будет покрывать убытки по объектам, которые не будут застрахованы, это другой вопрос. Но я все же думаю, что ключевые, стратегически важные объекты не оставят без страхового покрытия.

Как Вы оцениваете будущее сегмента обязательного страхования ОПО?

Сейчас завершилась очередная длительная дискуссия об изменении условий обязательного страхования ОПО, итоговый проект в настоящее время согласован Минфином, Центробанком и рядом других ведомств, а теперь ожидает вынесения на рассмотрение депутатов Думы. Основные споры велись вокруг включения в закон норм, касающихся защиты от экологических рисков. Уверен, правильно, что в итоге их не включили, экологическое страхование – потенциально предмет регулирования отдельного закона, вообще самостоятельный вид страхования. Согласовано внесение изменений по расширению ответственности за нанесение вреда перед физическими лицами, но, на наш взгляд, не по всем необходимым параметрам. Недавняя авария Мосгаза на Пресне подтверждает, насколько это злободневная тема – размер лимита ответственности за ущерб, нанесенный имуществу каждого пострадавшего гражданина, составляет всего 360 тысяч рублей, этого крайне мало. По нашим расчетам, по убытку на Пресне затраты, связанные с временным изменением условий жизнедеятельности, достигали 3-5 тысяч рублей в сутки на человека. То есть и 800 рублей, заложенных в поправках в закон, для крупных городов явно недостаточно, а техногенные аварии там как раз могут быть достаточно часто. Нужно увеличивать лимиты, как минимум, в два раза, а лучше – еще больше.

Каким образом крупнейшие и резонансные убытки последнего времени повлияют на убыточность страховой деятельности, рельеф рынка и поведение его игроков?

До определенного момента мне казалось, что все крупные убытки заявляются только в «Ингосстрах» - спутники, авиация, пожары, склады, а рынок зарабатывает и чувствует себя беззаботно. Но в 2013-2014 годах эта ситуация изменилась. Сложно объяснить, почему количество убытков, их частота и объемы так сильно увеличились - это зависит от слишком большого количества факторов. Началось это с крупного убытка 2013 года на ГАЭС в Московской области, далее - пожары, взрывы, поломки оборудования, грабежи ювелирных салонов и ломбардов, взломы банкоматов, нападения на инкассаторов, мошенничества в банковской сфере, авиационные происшествия. В 2014 году случился крупнейший не только в России, но и в мире убыток – на Ачинском НПЗ, в перестраховании этого риска мы также участвовали в достаточно большом объеме.

Возможно, сказался тот самый фактор износа промышленного оборудования, о котором так много говорили ранее, отсутствие модернизации в отдельных значимых отраслях и инфраструктуре. Катастрофа в метрополитене летом 2014 года, авария самолета, в котором находился президент компании Total, пожар самолета ИЛ-96, к счастью, на земле и без пассажиров – случаи, произошедшие в течение всего лишь полугода. «Ингосстрах» установил новый рекорд по сумме выплаты, завершив в середине ноября урегулирование убытка в связи с гибелью спутника «Экспресс-АМ4R» на сумму 7,7 млрд рублей (доля другого состраховщика составила 5%).

Следующий по значимости фактор, влияющий на количество катастроф и техногенных аварий, - человеческий, кризисные явления, преступность и криминогенная обстановка. В отчете о глобальных рынках компании Allianz подробно написано о человеческом факторе, Россия по этому критерию стоит особняком на мировом рынке. Если в остальном мире страховщики традиционно оплачивают в основном убытки по причине стихийных бедствий, то мы заявляем нашим западным партнерам убытки произошедшие, в первую очередь, из-за человеческого фактора, то есть разгильдяйства.

В общем, рисков стало больше, многие из них новые, еще неоцененные и непрогнозируемые. В результате перестраховщики, крупнейшие глобальные игроки начали терять интерес к нашему рынку, и этот тренд тоже нас беспокоит. Уход иностранцев касается не только розницы, некоторые компании отказались страховать отдельные российские объекты (метрополитены, гидростанции). Если раньше они больше говорили о перспективности российского рынка, то сейчас – о том, что зарабатывать, принимая риски из России, сложно. Значительные убытки последнего времени затронули двадцатку крупнейших европейских и британских страховщиков. Кумуляция рисков высокая, а доступная емкость в действительности – достаточно ограничена.

В какой степени на корпоративный рынок влияют перекосы в судебной практике?

Рынок один, неважно розница это или корпоративный бизнес, соответственно, та антистраховая практика, которая бурно развивалась в отношении защиты потребителей-физических лиц с 2013 года, по инерции перетекла и в корпоративный сектор. Страховщики стали меньше выигрывать споров с клиентами-юридическими лицами. Не каждый случай покрывается полисом. Но что бы ни было написано в полисе, в каждом случае страхователь (даже когда он – большое предприятие) признается судом слабой стороной договора, и никакие разумные аргументы не принимаются в расчет. При расчете тарифов, естественно, в цену страхования не закладывалось, что нам нужно будет платить и за те события, от которых мы клиента не страховали.

2013 и 2014 год – это период, за который устойчивость и надежность российского страхового рынка изменились кардинально. Начались проблемы в розничном секторе, потом пришли крупные убытки по корпоративному страхованию, которые все урегулировали по-разному, и наконец, рынок изменился качественно. Снизилась надежность страховщиков. Если 5 лет назад можно было бы смело назвать два десятка надежных игроков, то сейчас надежных компаний несколько. Корпоративным клиентам, у которых потенциально могут быть гигантские по сумме убытки, теперь необходимо обращать особенно пристальное внимание на то, есть ли активы, деньги у страховой компании, насколько она способна выполнять обязательства по выплатам.

Непосредственно с этим связан и вопрос ценообразования. Мало кто из потребителей понимает, как рассчитываются тарифы по страхованию имущества. За десять лет, с 2005 года, тарифы по основным видам имущественного страхования снизились в 5-7 раз. Можно задать риторический вопрос: ставки были настолько высоки тогда, а сейчас рынок сделал их адекватными риску, или же сейчас на рынке происходит что-то нелогичное? Я склоняюсь ко второй версии, потому что в практике работы многих страховщиков понятие себестоимости страхования корпоративного клиента имеет виртуальный характер, а это неправильно.

Какова, по Вашим оценкам, степень недофинансирования тарифа по корпоративному имущественному страхованию?

Сейчас рынок находится на каком-то очередном, немыслимом витке ценовой конкуренции. Недотарификация по некоторым сегментам – в 2 раза и выше. Клиенты к этому привыкли, сложилось неправильное представление о цене услуги. Повышение тарифов на 15-20 % в год было бы безболезненно для клиентов и абсолютно справедливо. А платить убытки по недотарифицированным, почти бесплатным полисам, сопровождая и обслуживая договоры, получается дороже, чем какое-то время просто не иметь этого клиента в портфеле.

Удивительно, но, к сожалению, мало кто из страховщиков это понимает. Не принимаются во внимание ни актуарные расчеты, ни необходимость соответствовать требованиям регулятора, ни необходимость формировать резервы. В результате полис страхования одного некрупного супермаркета обходится сегодня в 100-150 тысяч рублей – столько стоит значительная доля продаваемых сегодня на рынке полисов каско для одного автомобиля премиального сегмента. Почувствуйте разницу – супермаркет и один автомобиль! Можно ли по такой цене сформировать резервы и заплатить убыток? Ответ очевиден: нет.

И рынок до такого состояния довел себя сам, несколько лет в ожидании инвестиционного бума некоторые страховые компании готовились к тому, что их кто-то купит, разгоняли объемы продаж и снижали тарифы, а теперь остановиться уже невозможно. Заметьте, это не ОСАГО, где цены и условия регулируются государством, это добровольное страхование, где кризисную ситуацию страховщики создали сами, рукотворно. Это непрофессионализм и непонимание сути страхового бизнеса. Когда рынок рос, на нем было движение, приходило много новых лиц, инвесторов, в основном, правда венчурных, и просто талантливых людей из других сфер, совершались мегасделки купли-продажи компаний с огромными мультипликаторами. А сейчас наступила фаза отлива, «вода ушла», и картина мира поменялась: инвестор уже не придет, никто никого не купит, нужно уметь работать прибыльно в сегодняшних условиях, а если нет – не выживешь. Страхование – это бизнес, а не квартальный проект.

В «Ингосстрахе» это всегда понимали, поэтому уже в 2014 году мы старались идти против рынка и повышать ставки, и продолжим это делать в новом году. Мы даже готовы потерять часть клиентов, но стоимость страховой защиты должна быть обоснованной и адекватной.

Если в России рисковость повышенная, готовность клиентов платить за страхование – пониженная, может, и не надо стремиться искусственно расширять проникновение, а страховать узкий сегмент тех, кто в этом заинтересован?

До какого-то момента мы не имели возможности выбирать – культура страхования и уровень проникновения были настолько низки, что нам приходилось «распахивать целину» и выяснять прибыльность того или иного сегмента опытным путем. Я хорошо помню всю эту новейшую историю, эволюцию российского страхования. У нас до сих пор обслуживается много корпоративных клиентов, первые полисы с которыми мы подписали еще в семидесятые годы прошлого века. А когда в самом начале 90-х страховая компания звонила на предприятие с предложением застраховаться, там были уверены, что это им бандиты предлагают «крышу». И сравните это с ситуацией сейчас, когда проводятся тендеры, запросы предложений, проводятся электронные аукционы. А между этими точками – промежуток времени, в течение которого на рынке были и кризисы, и гиперинфляция, и оптимизационные «схемы» по страхованию жизни. Тем не менее, многие из наших постоянных клиентов за эти годы сумели развить свой бизнес, выросли из мелких кооперативов, торговых компаний и СП в ведущие предприятия экономики.

Понятно, что и сегодня все клиенты разные. Мы их анализируем в разрезе отраслей и группируем по объему бизнеса и прочим критериям. Если взять 400-500 крупнейших системообразующих российских компаний, это самые продвинутые клиенты, там, как правило, наняты консультантами международные брокеры, они знают, как урегулировать убытки, и могут говорить со страховщиками на равных. А так называемый «средний бизнес» (предприятия с выручкой до 1 миллиарда рублей) – это совсем другой сегмент, хотя большая часть его привязана к сырьевому и энергетическому сектору как его поставщики, подрядчики, перевозчики и т.д. Страховые потребности сегмента среднего и малого бизнеса в России, на мой взгляд, плохо изучены. Они страхуют, в основном, залоги. Добровольно свое имущество страхуют наиболее продвинутые пользователи.

Есть сектор коммерческой недвижимости, он, традиционно, освоен страховщиками неплохо, но там сегодня просто катастрофическая ситуация с тарифами. Застраховать бизнес-центр стоимостью 300 миллионов долларов, обходится примерно во столько же, сколько и полис каско для Range Rover. Возникает вопрос: а средний ли это бизнес? В понимании кредитующего его банка и в соответствии с официальной классификацией, наверное, средний. С точки зрения собираемой страховой премии он вообще никакой. А вот по возможному размеру убытка он очень даже крупный.

Еще 10 лет назад я бы сказал, что сегмент средних предприятий для нас лучший – сотрудничество с ними было для страховщика прибыльным, руководство этих компаний доступно для разговора о страховании, простая процедура закупки, нет сложных тендеров, как правило, нет брокеров и риск-менеджеров. Но из-за нынешних тарифов снизилась доходность, и выросли риски по таким предприятиям, поскольку любой, первый же мелкий убыток может сделать работу на годы нерентабельной. Убыточность в этом сегменте уже достигла 50-70 % (для сравнения, в страховании квартир и загородных строений граждан – 10-20 %), но при этом высок риск катастрофического убытка. Тем не менее, мы в целом заинтересованы в том, чтобы этот сегмент нормально развивался.

К страхованию как к бизнесу можно относиться двояко. Можно – как к продаже, получению денег за полис, и не видеть дальше ничего. А можно и нужно – как к принятию обязательств будущих выплат, чужого риска определенного качества, под который нужно сформировать резерв. Для нас второй вариант – основной, хотя продать, конечно, очень важно. Только не любой ценой. Клиент, правда, видит, главным образом, только цену. Причем, должен заметить, что в Европе корпоративные клиенты никаких ценовых тендеров не проводят, работают со своими страховщиками десятилетиями, вместе управляют рисками, а российские предприятия готовы ради копеечной экономии менять страховщика ежегодно. Но ведь страхование – это гарантии, а хаотичные «перебежки» из компании в компанию не дают никаких гарантий, никакой устойчивости.

Что нужно делать сейчас страховым компаниям, чтобы адаптироваться к кризисной ситуации?

Не делать резких движений, сейчас время осторожности, сохранения ресурсов, в том числе человеческих – люди в нашем деле десятилетие учатся, их надо ценить и развивать дальше.

Но в то же время нельзя останавливаться, нужно идти вперед. Корректировать тактику и менять настройки, ориентировать сотрудников на другие цели. Если еще два года назад наращивать долю рынка было важно, то сейчас этот показатель ушел на третий план, а фокус сместился – это рентабельность, прибыль, стабильный портфель, повышение производительности и эффективности. Нужно опираться и на накопленный опыт. Стоит вспомнить, как «Ингосстрах» действовал в предыдущие кризисы – а сейчас постоянно случаются периоды какой-то турбулентности – выход всегда находился. Помню, как мы жили в период непрогнозируемой инфляции. Сейчас рубль подешевел, неизвестно, где дно, когда, наконец, начнет подниматься цена на нефть, от которой во многом зависит курс. Но в 90-е годы уже была подобная ситуация, и мы как-то же это прошли – номинировали полисы в долларах, была совсем другая, практически с ручным счетом, система резервирования, с клиентов брались дополнительные проценты за конвертацию. Конечно, такого объема бизнеса, для которого нужно прогнозировать валютный риск, не было, розницы не было как таковой, рентабельность портфеля была несравнимо выше сегодняшней. Но были и другие проблемы, например, требование по обязательной продаже части валютной выручки по фиксированному курсу. И тогда все происходило впервые для нас, мы тогда советовались с коллегами из Аргентины и Бразилии, имевшими опыт работы в условиях галопирующей инфляции, что-то попытались у них позаимствовать, что-то придумывали сами.

Потом случился кризис 1998 года. Тогда особенно остро чувствовалось, что компания оказалась в тяжелейшей ситуации по совершенно не зависящим от нее причинам – не из-за тарифов, не из-за каких-то ошибок в управлении. Но всего за полгода рынок от состояния близкого к коллапсу пришел к стабилизации, это произошло очень стремительно. Кризис случился в августе, а в феврале, подводя итоги года, мы с удивлением увидели, что не только перевыполнили планы, но и на фоне негативных прогнозов выдали неожиданно хорошие показатели и ничего не потеряли в банках. Один из наших акционеров того времени, «Автобанк», довольно жестко требовавший вести операции через него, не только не пострадал от кризиса, но и преумножил свой бизнес.

Кризис 2008-2009 года вроде как был привнесен в Россию извне. Но как менялось поведение клиентов, и что было с игроками страхового рынка? Банковские риски сейчас, конечно, другие, тогда банки сразу поддержали. Падение автопродаж, снижение спроса корпоративных клиентов, сокращение соцпакетов и медпрограмм, снижение доходов, спроса и покупательной способности домохозяйств, экономия всех на всем подряд – это все было.

В общем, если бы страховщики сами себе не приносили бы дополнительных рисков помимо тех, что мы получаем от внешней среды, – это бы уже была программа-минимум адекватных действий в новых экономически реалиях.

А печальный пример уходящих иностранных компаний? Помните, когда-то мы боялись, что нас, российских страховщиков, вытеснят иностранные игроки?

Да, при обсуждении вступления в ВТО, пугали исчезновением национальных игроков, говорили, что нужен протекционизм…

И тогда угроза была реальной. На самом деле, когда в голодной первой половине 90-х один из мировых гигантов предлагал купить «Ингосстрах», это был акт очень большого гражданского мужества – его не продать. Кто знает, как бы развивался рынок, если бы эта покупка состоялась. А сейчас мы уже, наверное, ничего не боимся. У иностранных компаний было время и возможности для достижения лидерства на рынке. Этого не произошло. И поскольку они не контролировали рынок, они не очень большую долю сейчас и освобождают. Симптом этот в любом случае негативный. Понятно, что часть игроков просто списали убытки прошлых лет на неудачную конъюнктуру, в том числе свои не очень продуманные управленческие решения. На фазе бума все к нам бежали, не разбирая дороги, а теперь все изменилось. Уважаемые иностранные компании прекращают работу во многих линиях бизнеса, многие их клиенты сейчас пришли к нам. Во что в итоге выльется то состояние, которое я характеризую как «обозначение присутствия в России», некий анабиоз, – не знаю. Представьте, что для них значит выложить огромные деньги, собранные на своих благополучных рынках, и заплатить по нашим, российским убыткам (зачастую в карманы автоюристов, антистраховщиков), чтобы сохранить честь компании и репутацию.

Каковы Ваши ожидания от 2015 года и планы компании в части корпоративного страхования?

Мы все время говорили о прибыльном росте, а в текущей ситуации – может быть, и не росте, а о прибыльном развитии, мы готовы даже и не расти. И работать мы будем, исключительно ориентируясь на прибыль. Может быть, какие-то клиенты захотят от нас уйти, но потом, уверен, они будут возвращаться. Коллеги из ведущих европейских компаний, таких как Generali и AXA, ранее часто говорили мне: мы – премиальный брэнд, мы надежнее всех остальных, за это нужно дополнительно платить, и клиент это должен понимать. Тогда это воспринималось немного абстрактно. Теперь мы примерно то же самое говорим нашим клиентам. Мы не собираемся участвовать в ценовой гонке и планируем повысить тарифы в ряде линий бизнеса. Может, и наши коллеги, конкуренты, наконец, придут к пониманию того, что у страхования есть себестоимость, и ноль лучше, чем минус. Но ждать, когда в бесконечной гонке на понижение остановятся другие, мы не будем. Многие просто уйдут с рынка. Мы должны сохранить и преумножить то, что заработано нашими предшественниками за предыдущие почти 70 лет. Миссия нашего поколения «ингосстраховцев» - наращивать финансовую устойчивость, резервы, повышать надежность и приложить все усилия к развитию прибыльного бизнеса «Ингосстраха».