Пресса о страховании, страховых компаниях и страховом рынке

Хозяйство и право, 16 июня 2003 г.

Принцип наивысшей добросовестности — краеугольный камень перестрахования

5989 просмотров

Среди специалистов в области страхования и перестрахования наблюдается удивительное единодушие в оценках принципа наивысшего доверия (лат. — uberrimae fide, англ. — utmost good faith) — все без исключения относят его к числу фундаментальных для этих двух областей финансовой деятельности.

Подчеркивая фундаментальное значение концепции наивысшей добросовестности, Д.Данилин называет его базовым элементом, который выражает саму природу перестраховочной деятельности . Столь же категоричны в оценке и зарубежные юристы, которые также склонны именно на основании данного принципа выделять страховые и перестраховочные сделки из ряда иных гражданско-правовых договоров .

В таком же ключе высказываются и Л.Н.Клоченко, К.И.Пылов, Н.Ковалевская, А.А.Костин, а также экономисты.

Несколько сдержаннее оценивает uberrimae fide Ю.Б.Фогельсон, просто констатируя, что в основе этой концепции лежит обычай делового оборота .
Если большинство авторов ограничиваются признанием одинаковой значимости данного принципа и для страхования, и для перестрахования, то Ю.М.Журавлев считает, что он в сфере перестраховочных операций играет даже более весомую роль, чем в прямом страховании, потому что здесь перестрахователь принимает определенные решения и совершает некоторые действия, непосредственно затрагивающие интересы перестраховщика, например о принятии риска в страхование, когда он автоматически покрывается защитой по договору облигаторного перестрахования, решения о признании того или иного события страховым, о выплате возмещения и т.д.

Следует отметить, что рассматриваемое положение в юридической науке исследовалось пока исключительно в контексте прямого страхования. Его содержание и особенности применения в перестраховочных отношениях еще не были предметом самостоятельного глубокого изучения.

Доктрина uberrimae fide, если раскрывать ее содержание в самом общем виде, означает, что стороны договоров перестрахования обязаны вести себя предельно добросовестно и честно по отношению друг к другу. Д.Бланд, например, пишет: "Все деловые операции должны проводиться с соблюдением принципа добросовестности, иными словами, не должно быть ни обмана, ни намерения обмануть" . В таком понимании это положение фактически тождественно более широкому принципу bona fides, являющемуся стержневым для гражданского права вообще. Поэтому для uberrimae fide будут характерны те же основные черты, какие вообще свойственны цивилистическому понятию добросовестности.

В связи с этим интерес, прежде всего, представляет вывод Д.В.Дождева, который подчеркивает, пожалуй, самый важный аспект концепции добросовестности: "Признание воли другого, уважение к автономии контрагента оказывается одной из форм выражения собственной автономии, заявления о социальной ценности собственной личности. Соблюдая установленные правила поведения, субъект обеспечивает действенность своего волеизъявления, защиту и прочность той или иной созданной им социальной связи... На уровне индивидуальных поведенческих установок и ценностных ориентаций такая конформность принципам справедливости выражает понятие добросовестности. Этот психологический аспект правового поведения, будучи продуктом правового принципа формального равенства и соразмерности в отношениях обмена, отражает необходимое участие субъекта правового общения в формировании и поддержании правовых установок и принципов" .

К.Скловский поясняет, что "в наиболее общем смысле добрая совесть выражает, видимо, исходную позицию лица, уважающего своего контрагента, видящего в нем равного себе и этим актом признания и приравнивания постоянно воспроизводящего право на элементарном и тем самым — на всеобщем уровне" .

В более узком, прикладном смысле исследуемый принцип предполагает, что страхователь и, соответственно, перестрахователь обязаны сообщать своим контрагентам полную и достоверную информацию об объекте страхования, обо всех обстоятельствах, которые влияют или могут влиять на степень вероятности наступления страхового случая, на размер убытков как до заключения договоров, так и в период их действия.

Объясняя появление исследуемой концепции, Д.Варламов указывает: "Принцип наивысшего доверия применяется к договорам, в которых одна из сторон находится в заведомо более выигрышном положении по отношению к другой... Однако, в отличие от других договоров, во-первых, положение каждой из сторон договора страхования как бы двойственное, то есть в чем-то сильное, а в чем-то слабое, а, во-вторых, взаимоотношения сторон длящиеся..." .

Действительно, именно страхователь в страховых отношениях и перестрахователь в перестраховочных являются заведомо слабейшими сторонами, поскольку выступают в роли кредиторов, имеющих право основного требования к контрагентам — о страховой выплате. В то же время, и это, прежде всего, относится к первичному страхователю, они лучше осведомлены о свойствах и особенностях предлагаемого к страхованию (перестрахованию) объекта, о развитии ситуации вокруг него, обо всех событиях с ним. От их воли в значительной степени зависят объем и качество информации, которая предоставляется страховщику и, соответственно, перестраховщику. В этом смысле они уже позиционируются как сильные стороны сделки, способные оказывать очень серьезное влияние на позицию и решения принимающих риск компаний. Страховщик, однако, будучи профессиональным участником рынка страховых услуг, безусловно, лучше любого клиента владеет статистическими данными, иной профессиональной информацией, знаниями, навыками и опытом, лучше знает и умеет использовать правила страхования, особенно всякого рода специфические оговорки, и в этом плане он — сильная сторона сделки. Данная ситуация усугубляется, когда потребителем его услуг становится гражданин.

Применительно к перестрахованию рассматриваемый тезис нуждается в определенном уточнении. Перестраховочные отношения в этом смысле существенно отличаются от взаимоотношений участников сделок прямого страхования как раз тем, что здесь нет слабейшей стороны в общепринятом значении этого понятия. С точки зрения специальных знаний и перестраховщик, и перестрахователь — профессиональные субъекты деятельности в этой сфере. И тому, и другому хорошо известны сам предмет, особенности и нюансы как страхования, так и перестрахования. Но все же следует учитывать, что специалисты профессиональных перестраховочных обществ обычно обладают более репрезентативной страховой статистикой, аккумулируют опыт работы со многими страховыми организациями, они специализируются в узкой области и, разумеется, имеют более глубокие знания в ней. Поэтому, хотя формально принципиальной разницы в положении сторон договора перестрахования нет, реально перестраховщик обладает некоторым преимуществом в знаниях (и навыках) основного предмета своей деятельности.

В отличие от иных перестраховочных принципов эта доктрина нашла определенное закрепление в действующем страховом законодательстве. А если учесть, что на договоры перестрахования, если в них не предусмотрено иное, распространяются нормы главы 48 ГК РФ, подлежащие применению к страхованию предпринимательского риска, существует настоятельная необходимость исследовать ее существо и действие не только в перестраховочных отношениях, но и в прямом страховании, поскольку немало сделок перестрахования де-юре регулируются страховым правом из-за того, что их участники не оговорили соответствующее исключение.

В России законодатель, в отличие от классической трактовки принципа, охватывающего три этапа, ограничился двумя стадиями: преддоговорной и во время действия договора страхования — на урегулирование страхового случая этот принцип не распространяется.

В п. 1 ст. 944 ГК РФ страхователь обязывается при заключении договора страхования сообщать страховщику известные страхователю обстоятельства, имеющие существенное значение для определения вероятности наступления страхового случая и размера возможных убытков, если эти обстоятельства неизвестны и не должны быть известны страховой компании. При этом существенными обстоятельствами признаются, в частности, те, что прямо оговорены страховщиком в стандартной форме договора или в его письменном запросе.

Нужно сказать, что федеральный законодатель существенно сузил традиционное понятие обязанности страхователя в рамках рассматриваемой доктрины. Фактически в действующем законодательстве реализована доктрина субъективного критерия , в то время как традиционный подход основан на объективном критерии: должна сообщаться не только информация, известная страхователю, но и та, которая должна быть ему известна,

В связи с этим совершенно прав Ю.Б.Фогельсон, который пишет: "Требование к страхователю соблюдать принцип uberrimae fide в полном объеме по существу означает, что он должен вести себя таким образом, как если бы его интерес не был застрахован. Изъятие из этого принципа, сделанное в комментируемой статье (имеется в виду ст. 944 ГК РФ. — С.Д.), ведет в определенной степени к безответственности страхователя".

Тот факт, что страхователь обязан действовать определенным образом в отношении своего будущего контрагента-страховщика, дает основание отдельным специалистам говорить о том, что по страховым договорам существуют преддоговорные обязанности. Например, Ю.В.Дюжев выделяет по договору страхования преддоговорные обязанности страхователя, касающиеся предоставления информации о риске .

С подобным утверждением можно согласиться лишь с оговоркой, что эта обязанность основывается не на договоре страхования, а либо на нормах закона, как в России, либо, в крайнем случае, на обычае делового оборота, поскольку данное положение применяется, что называется, с незапамятных времен и достаточно единообразно.

Еще одну особенность этой обязанности подметил В.И.Серебровский: ей не соответствует чье-либо право, ибо "у страховщика нет средств заставить страхователя дать требуемые сведения; он не может требовать в судебном порядке выполнения этой обязанности..." .

Принцип доброй воли находит свое выражение и в норме п. 1 ст. 959 ГК РФ, где предусмотрена обязанность страхователя (выгодоприобретателя) в период действия договора имущественного страхования незамедлительно уведомлять страховщика о ставших ему известными значительных изменениях в обстоятельствах, сообщенных страховой компании при заключении сделки, если эти изменения могут существенно повлиять на увеличение страхового риска. Законодатель признал значительными такие изменения, которые, во всяком случае, оговорены в страховом договоре (полисе) и в переданных страхователю стандартных правилах страхования.

Закон устанавливает и конкретные санкции за нарушение страхователем обязанностей, вытекающих из принципа наивысшего доверия. Пункт 3 ст. 944 ГК РФ предусматривает: "Если после заключения договора страхования будет установлено, что страхователь сообщил страховщику заведомо ложные сведения об обстоятельствах, указанных в пункте 1 настоящей статьи, страховщик вправе требовать признания договора недействительным и применения последствий, предусмотренных пунктом 2 статьи 179 настоящего Кодекса".

Следует отметить, что ранее Закон РФ "О страховании" (в настоящее время — "Об организации страхового дела в Российской Федерации") предусматривал возможность отказа страховщика в выплате страхового возмещения, если страхователь сообщил ему заведомо ложные сведения об объекте страхового интереса (подп. "в" п. 1 ст. 21) (глава II исключена ФЗ от 31 декабря 1999 года № 157-ФЗ) . Однако в главе 48 ГК РФ, посвященной договору страхования, соответствующих положений уже нет. Таким образом, законодатель исключил подобное основание для отказа в страховой выплате. Возникает вопрос: могут ли стороны страхового обязательства предусмотреть в своем соглашении право страховой компании отказать страхователю в удовлетворении его требования об уплате возмещения, если будет установлено, что тот сообщил при заключении договора заведомо ложную информацию об объекте страхования? На первый взгляд нельзя, поскольку в п. 3 ст. 944 ГК РФ такая возможность не предусмотрена. Но если вчитаться внимательнее в текст этой нормы, то, как представляется, там нет и запрета на подобные последствия нарушения принципа предельной честности. Законодатель предоставил страховщику определенные возможности защиты своих интересов. Воспользуется тот ими или нет — это его выбор. Но и страхователь вправе в силу принципа свободы договора принять на себя за свои недобросовестные действия дополнительную ответственность в виде предоставления права контрагенту по этим основаниям отказать в страховой выплате. Такие последствия легче реализуются на практике, поскольку нет необходимости обращаться в суд, они более приемлемы для страховщика, так как в этом случае он не должен возвращать страховую премию, но являются, по сути, более жесткими для виновной стороны. При этом, как я считаю, по отдаленной аналогии с ч. 2 указанного пункта право страховщика на отказ в страховой выплате по указанным основаниям не должно действовать, если обстоятельства, о которых страхователь дал ложную информацию, отпали еще до наступления страхового случая.

Указаны в законе (пп. 3 и 4 ст. 959 ГК РФ) и последствия невыполнения страхователем обязанности по незамедлительному извещению страховщика о ставших ему известными значительных изменениях обстоятельств, касающихся застрахованного риска. Страховщик тогда может потребовать расторжения договора страхования и возмещения причиненных этим убытков. Здесь закон фактически ввел специальное основание для расторжения договора страховщиком. В принципе в такой ситуации можно было бы говорить о существенном изменении обстоятельств, в силу чего страховщик имеет право ставить вопрос об изменении или расторжении договора (ст. 451 ГК РФ). Однако законодатель увязал его право на досрочное прекращение договора и взыскание убытков не с объективной стороной дела — изменение обстоятельств, а с субъективной — виновное поведение страхователя. В этом случае применить и подп. 1 п. 2 ст. 450 ГК РФ, предоставляющий возможность расторжения договора при существенном нарушении его условий другой стороной, не всегда возможно, ибо на момент выявления факта нарушения страховщик может еще не понести необходимого для расторжения сделки ущерба, в значительной мере лишающего его того, на что он вправе был рассчитывать при заключении договора. К тому же этот вариант может быть реализован только через суд, тогда как п. 3 ст. 959 ГК РФ, на мой взгляд, дает возможность расторгнуть договор, минуя обращение в суд.

Предоставив страховщику достаточно широкие полномочия по прекращению договора в одностороннем порядке при нарушении контрагентом принципа наивысшей честности, законодатель одновременно ограничил это его право, предусмотрев, что если обстоятельства, влекущие увеличение страхового риска, уже отпали, то он теряет право требовать расторжения сделки.

В свете сказанного достаточно сложно согласиться с мнением Н.Ковалевской, считающей, что принцип наивысшей добросовестности нашел в законе воплощение лишь в виде намеков на него . По моему мнению, совсем необязательно, чтобы тот или иной принцип был назван непосредственно как таковой в тексте закона, важно, чтобы правовые нормы были построены в соответствии с содержанием и духом рассматриваемого основного положения. Поэтому есть основания говорить о том, что в российском страховом праве данный принцип, хотя и с определенными изъятиями по сравнению с классической доктриной, все-таки нашел свое непосредственное закрепление. Кроме того, трудно не согласиться с выводом В.В.Витрянского, что "ни в Кодексе, ни в каком-либо ином федеральном законе определить какие-то подходы, параметры, понятия добросовестности, справедливости, разумности в принципе невозможно" .

Важное значение имеет вопрос о периоде действия рассматриваемого принципа. Как представляется, этот принцип все-таки должен соблюдаться сторонами как до заключения договора, так и в период его действия. Но предоставление страхователем страховщику утаенной ранее существенной информации уже после вступления договора страхования в силу или исправление сообщенных ранее ложных данных в этот период времени не освобождают его от ответственности за введение контрагента в заблуждение и уж тем более за предумышленный обман и не делают сделку, совершенную с пороком воли, легитимной. Точно так же не имеет значения, когда конкретно страховщик узнал о скрытых от него важных обстоятельствах. Даже если это произошло уже после прекращения действия договора, все равно, как я считаю, он вправе на этом основании требовать признания сделки недействительной. Конечно, реализация указанного права имеет смысл для страховщика, только когда по договору произведены страховые выплаты, размер которых существенно превышает величину полученной страховой премии плюс инвестиционный доход от ее размещения.

Отдельно следует остановиться на проблеме действия принципа доброй совести при участии в страховой сделке посредника, представляющего страхователя, — брокера. Здесь главный вопрос в том, распространяется ли на посредника обязанность страхователя сообщать страховщику всю необходимую информацию о риске. Тут есть, как минимум, три варианта. Первый, когда страхователь сам не поставил брокера в известность о некоторых обстоятельствах, а тот действовал добросовестно, сообщая страховой компании неполную информацию. Полагаю, в такой ситуации надо исходить из того, что брокер как посредник, представляющий одну из сторон сделки, по общему правилу не может иметь информации о риске больше, чем сам страхователь, и в этом случае ответственность полностью ложится на страхователя. Второй вариант связан с ответом на вопрос, обязан ли брокер в том случае, когда он как профессионал знает или, по крайней мере, предполагает, что страхователь сообщил ему неполные или недостоверные сведения о риске, поставить страховщика в известность об этом. Вопрос сложный и на него однозначного ответа пока нет. Я бы считал целесообразным исходить из того, что принцип предельной честности распространяется и на отношения между брокером и страховщиком. Третий вариант, когда брокер в результате технической ошибки или даже умышленно скрыл определенную информацию от страховой компании.

Означает ли это, что ответственность в конечном счете несет страхователь и у страховщика есть основания для отказа ему в страховой выплате по данным основаниям? Думаю, что ответ на заданный вопрос должен быть положительным, ведь принцип доброй воли в первую очередь призван защищать интересы страховщика, который рискует заключить сделку, находясь в заблуждении или будучи обманут. А у страхователя возникает право потребовать от брокера возмещения убытков, причиненных ненадлежащим исполнением своих обязанностей.

В российской цивилистике к сфере действия принципа наивысшего доверия помимо обязанности предоставлять страховщику необходимую информацию традиционно относится выполнение и целого ряда иных обязанностей. Так, К.А.Граве и Л.А.Лунц указывали, что после заключения страхового договора страхователь обязан содержать и использовать застрахованное имущество надлежащим образом в соответствии с установленными правилами, принимать меры по предупреждению его гибели и повреждения, а при наступлении страхового случая осуществлять все возможные действия по его спасению и предотвращению дальнейшего повреждения, представлять страховщику исчерпывающие и достоверные сведения о причинах гибели или страхового возмещения, сохранять в течение разумного срока до осмотра представителями страховой компании поврежденное имущество или его остатки.

Некоторые авторы, думается, без достаточных оснований еще более расширяют содержание исследуемого принципа. Например, Е.Н.Гендзехадзе указывает: "Если страховщик в течение срока действия договора страхования, проверяя состояние объекта, интерес в отношении которого застрахован, выявил, что страхователь неправильно эксплуатирует застрахованное имущество (неправильно пользуется имуществом) либо осуществил какие-либо действия (бездействие), увеличивающие страховой риск, страховщик вправе направить страхователю требование устранить выявленные недостатки. Страхователь обязан выполнить указания страховщика" .

В такой ситуации скорее можно было бы вести речь не об обязанности страхователя выполнить указания страховой компании, ибо такой обязанности ни один клиент на себя по договорам страхования даже с учетом принципа доброй воли никогда не принимал, а о праве страховщика в этом случае потребовать расторжения договора страхования в связи с существенным изменением обстоятельств (п. 2 ст. 450 ГК РФ) либо поставить вопрос об изменении условий страхования, например о повышении размера страховой премии, адекватно отражающем увеличение вероятности наступления страхового события иди размера убытка. Конечно, клиент, по тем или иным соображениям не желающий расторжения страхового договора, может принять к сведению замечания страховщика и выполнить его рекомендации. Но это его право, а отнюдь не обязанность.

Отдельные специалисты, напротив, вводят путем доктринального усмотрения определенные ограничения данного принципа. Так, А. А. Иванов считает, что "при любых обстоятельствах страховщику теперь никто не обязан сообщать сведения, составляющие коммерческую, банковскую, врачебную и иную тайну" .

Полагаю, что это утверждение нуждается в уточнении. На мой взгляд, такая постановка вопроса вообще не очень корректна. Действительно, никто не вправе принудить субъекта гражданского оборота сообщать другому частному лицу сведения, составляющие ту или иную тайну. Только уполномоченные государственные органы (суды, милиция, ФСБ и т. д.) официально могут заставить организацию дать им информацию, которую она не считает нужным открывать, или изъять содержащие ее носители принудительно. Сведения, составляющие все виды тайн, законодательство охраняет, прежде всего, от посягательств государственных органов и от незаконных посягательств других субъектов гражданского оборота. Но если без соответствующих сведений страховщик не может правильно определить степень вероятности наступления страховых случаев по договору страхования и возможный размер убытков от них, то страхование превращается в своего рода азартную игру — повезет или не повезет. Такой подход ничего общего со страхованием не имеет. И если страхователь заявляет страховщику, что конкретная информация носит закрытый характер, а тот, несмотря на это, готов заключить страховой договор, это, естественно, его предпринимательский риск.

Страхователь не имеет даже права не поставить в известность принимающую сторону о наличии обстоятельств, закрытых грифом "секретно" или "для служебного пользования". Подобные действия следует квалифицировать как введение контрагента в заблуждение, что дает ему основание ставить вопрос о признании сделки недействительной. Например, если тот же военный груз отправляется в зону боевых действий и страхователь об этом умолчал, исходя из того, что это военная тайна, то, безусловно, такой договор страхования был заключен с пороком воли, поскольку ставки страхования для обычных маршрутов и ставки страхования для наземных маршрутов, проходящих по территории, где идет война (причем неважно, объявлена она официально или нет), различаются в несколько раз.

Содержание и действие принципа наивысшей добросовестности в перестраховочных отношениях. Следует сразу отметить, что содержание принципа наивысшего доверия в этой сфере весьма существенно отличается от концепции, реализованной в российском законе.

Первое отличие заключается в том, что участники перестраховочных отношений рассматривают данный принцип как руководство к действию в самом широком смысле этого слова. Например, в договоре об общих условиях факультативного перестрахования (ретроцессии) страховой компании "РОСНО" указывается: 'Возникающие в процессе исполнения настоящего договора разногласия должны разрешаться Сторонами путем переговоров, исходя из принципа наибольшей добросовестности'.

На мой взгляд, такой подход носит стратегически важный характер. В перестраховочных отношениях (высокопрофессиональных) специалисты нередко могут иметь разные точки зрения на одно и то же обстоятельство. Иными словами, здесь чаще, чем в прямом страховании, могут быть найдены поводы для разногласий. Разногласия специалистов в конечном счете негативно отражаются на потребителе их услуг. Если перестраховщик, исходя из неких субъективных воззрений своих сотрудников, отказывает страховщику в выплате страхового возмещения при спорных обстоятельствах страхового события, то это не просто утверждение собственного мнения, а реальное ухудшение финансового положения страховой организации, снижение качества ее услуги, снижение доверия к страхованию вообще со стороны конкретного клиента, то есть в результате ухудшение положения и страховщика, и перестраховщика.

Второе важное отличие заключается в том, что перестраховочные договоры восприняли классическую концепцию принципа наивысшей честности. Практически во всех договорах перестрахования предусматривается обязанность перестрахователя предоставлять принимающей компании всю информацию о риске, а не только ту, какая ему известна. По мнению Ю.М. Журавлева, этот принцип означает, что "договаривающиеся стороны берут на себя обязательство не только воздерживаться от каких-либо искажений, но также сообщать друг другу все факторы материального характера" .

Например, в подготовленном комитетом ВСС по перестрахованию проекте унифицированного договора об общих условиях факультативного перестрахования (ретроцессии) принцип наивысшей добросовестности выражен именно таким образом: "При передаче рисков в перестрахование перестрахователь обязан предоставлять перестраховщику всю необходимую информацию по предлагаемому в перестрахование риску, а также по требованию перестраховщика — соответствующие документы и правила страхования" .
Содержание информации, предоставляемой передающей стороной перестраховщику, существенно различается в зависимости от формы перестраховочных отношений. При факультативном перестраховании, когда каждая из сторон вольна как передавать риск в перестрахование, так и принимать его от другой по своему усмотрению и когда перестраховщик изучает и оценивает каждый риск, принимаемый под свою защиту, перестрахователь обязан предоставлять ему практически тот же объем информации, каким располагал сам при заключении договора страхования, плюс все, что узнал о риске после этого момента. Перечень такой информации, особенно по сложным рискам, может быть достаточно большим .

На практике, однако, нередко возникают ситуации, когда андеррайтеры перестраховщика считают предоставленную перестрахователем информацию недостаточной и требуют дополнительных сведений, какими страховщик и не располагает. Если он не в состоянии дать соответствующую информацию, перестраховщик либо отказывает в принятии риска в перестрахование, либо заметно повышает цену услуги, либо все-таки заключает договор на условиях передающей стороны, беря его на свой предпринимательский риск в целях развития бизнеса с этой страховой компанией. В последних двух случаях, по общему правилу, перестраховщик в дальнейшем уже не может ссылаться на то, что перестрахователь предоставил ему не всю требуемую информацию.

К сожалению, тот факт, что перестраховщик задал дополнительные вопросы перестрахователю, и ответы последнего на них нередко в письменной форме не фиксируются. Это создает определенные риски для передающей стороны, так как недобросовестный перестраховщик при наступлении страхового события с очень крупными убытками в нарушение принципа наивысшего доверия может потребовать признания договора недействительным, ссылаясь на то, что действовал в состоянии заблуждения, поскольку перестрахователь не предоставил ему всю необходимую информацию. Поэтому настоятельно рекомендовал бы сторонам перестраховочных операций достаточно тщательно фиксировать свои переговоры об обстоятельствах, связанных с оценкой риска.
При облигаторном перестраховании характер информации, необходимой для перестраховщика, меняется. В данном случае ему при заключении перестраховочной сделки не требуются сведения о каждом конкретном риске, подпадающем под действие договора. Зачастую их просто нет, так как эти риски будут страховаться в будущем, в период действия договора, но нужна полная статистика перестрахователя по соответствующему виду страхований, сведения о его андеррайтерской политике, об уровне подготовленности самих андеррайтеров, о политике в области страховых выплат и т.д. Однако в дальнейшем рассматриваемый принцип обязывает перестрахователя добросовестно включать в перестрахованный портфель все подпадающие под действие перестраховочной охраны риски, а также начислять перестраховочную премию по ним.

Ю. М. Журавлев, в частности, пишет: "необходимость сообщать данные в прямом страховании относится в основном к периоду, предшествующему заключению страхования, а что касается перестраховочных договоров, то здесь положение является более сложным, поскольку речь идет о будущих перестрахованиях. Теоретически обязанность в отношении информации материального характера относится к каждому подлежащему перестрахованию риску до того, как действие договора будет прекращено. Однако в большинстве договоров может содержаться требование о предоставлении периодически бордеро с указанием в нем необходимых данных о перестрахованных рисках или вести регистрацию этих рисков" .

Другими словами, здесь возможна отсрочка предоставления информации о перестраховываемом риске — она сообщается не в момент заключения договора облигаторного перестрахования, а позже, когда такой риск реально застрахован перестрахователем, а также предоставление сведений не сразу, то есть не немедленно после того, как риск перестрахован, а через определенный промежуток времени.

Для перестрахования характерно распространение действия принципа uberrimae fide и на период действия договора. Например, ст. 12 уже упоминавшегося проекта унифицированного договора обязывает передающего риск участника "в срок не позднее 3 рабочих дней со дня, когда ему стало об этом известно, сообщать перестраховщику обо всех изменениях в объекте перестрахования и иных обстоятельствах, которые могут повлиять на повышение уровня риска выплаты страхового возмещения или страхового обеспечения (страховой суммы) по оригинальному договору страхования" . Здесь целесообразно подчеркнуть, что обязанность по предоставлению информации перестраховщику ограничена только кругом сведений, которые известны перестрахователю.

Третье отличие связано с производным характером договоров перестрахования. В них, в частности, нередко предусматривается, что перестрахователь обязан своевременно информировать перестраховщика не только об изменении обстоятельств, влияющих на степень страхового риска, но и вообще о любых изменениях условий первоначального страхования. Вот выдержка из стандартного договора об общих условиях факультативного перестрахования и ретроцессии страховой компании "Европейский страховой альянс": 4.1.4. Ставить перестраховщика в известность обо всех изменениях первоначальных условий договора страхования и возникновении дополнительных обстоятельств, влияющих на степень риска, в течение 5 рабочих дней со дня, когда были внесены изменения в оригинальный договор страхования". Здесь вполне уместно провести параллель с п. 1 ст. 959 ГК РФ, поскольку изменение условий основного договора страхования может существенно увеличить степень вероятности наступления страхового события. Например, если из страхового договора изъяты территориальные ограничения или иные исключения, связанные со страховым риском, то вероятность наступления страхового случая, несомненно, становится выше.

В практике подчас возникают споры о том, нужно ли рассматривать как изменение условий страхования уточнение отдельных положений страхового договора. Полагаю, что главное здесь не то, при помощи каких инструментов происходит изменение условий страхования, а увеличивается ли вследствие этого вероятность наступления события, которое по условиям договора может определяться как страховой случай.

В то же время, если изменение условий страхования не влечет ухудшения положения перестраховщика, сам по себе такой факт не должен служить поводом для досрочного прекращения сделки.

Иногда субъекты перестраховочной деятельности предусматривают более жесткие требования, согласно которым перестрахователь должен не просто поставить контрагента в известность об изменении условий страхования, а предварительно согласовать с ним такие изменения. Например, в п. 2.3.3 стандартного генерального договора о сотрудничестве в области перестрахования (ретроцессии) страхового общества "Кентавр" говорится: 'Согласовывать с Перестраховщиком любые изменения первоначальных условий страхования...'

Подобная формулировка на первый взгляд лучше защищает интересы перестраховщика, позволяя ему заранее определиться в этом вопросе, высказать определенные рекомендации контрагенту и т.д. Правда, остается неясным, каковы юридические последствия неисполнения перестрахователем этого обязательства. Допустим, перестрахователь, не согласовав с принимающей стороной, пошел на изменение условий основного договора страхования, а затем просто сообщил ей об этом. Что вправе предпринять перестраховщик? Практически ничего, потому что в договорах нет положений о последствиях нарушения передающей стороной данной нормы. В таком контексте, учитывая, что от несоблюдения указанного условия степень вероятности наступления страхового случая, совершенно очевидно, не увеличивается, нельзя прибегнуть и к правомочиям, предоставленным страховщику ст. 959 ПК РФ. Нет оснований и для применения ст. 450 и 451 Кодекса, ибо возможные вредные последствия для перестраховщика связаны не с тем, что с ним изменения не согласовали, а с самим фактом таких изменений. Поэтому следует подчеркнуть, что с правовой точки зрения указанное положение не более чем декларация.

Четвертое отличие заключается в том, что данный принцип нередко рассматривается участниками перестраховочных сделок как ограничивающий в определенной степени свободу действий перестрахователя в части перестрахования той части риска, которую он оставил на своем собственном удержании. Почему вообще возникла необходимость распространения доктрины добрых нравов на эту часть отношений сторон акта перестрахования?
Дело в том, что перестраховщик в перестраховании действует "глазами и руками" своего контрагента, ибо чаще всего объекта страхования не видит, специально, за редким исключением, когда речь идет об очень крупных имущественных или производственных комплексах, его не изучает. Он также, как правило, не участвует и в расследовании страховых случаев. Между тем ответственность и добросовестность перестрахователя по отношению к принимающей стороне тем выше, чем выше его собственное удержание в этом риске. Одно дело, когда страховая компания "держит" на себе незначительную долю ответственности и должна будет при наступлении страхового случая выплатить не слишком крупную сумму денег. В такой ситуации у нее может появиться соблазн решить вопрос со страхователем даже в очень спорной ситуации, что называется, полюбовно и фактически за счет перестраховщика. Другое дело, когда перестрахователь должен будет распроститься со значительными для себя средствами. Защищая свои интересы в таких обстоятельствах, он будет одновременно наилучшим образом защищать интересы перестраховщика.

Пятое отличие принципа доброй воли сводится к установлению особого порядка действий сторон при урегулировании перестрахователем страховых событий по основному договору страхования. В соответствии с исследуемым принципом перестрахователь обязан при урегулировании страхового случая действовать не только в своих интересах, но и в интересах стоящего за ним перестраховщика. Он должен, по общему правилу, вести себя так, как если бы риск не был защищен перестраховщиком, — ответственно, квалифицированно и разумно. Во многих договорах об общих условиях перестрахования эта формулировка воспроизводится почти дословно.

За этим не очень конкретным положением скрывается стремление принимающей стороны побудить контрагента к тщательному расследованию всех обстоятельств неблагоприятного события, произошедшего с объектом страхования, к максимально точному определению размера причиненных им страхователю убытков, к принятию взвешенных решений о наличии или отсутствии причинно-следственной связи между ними и, наконец, о признании или, напротив, непризнании события страховым случаем, о выплате страхового возмещения или обеспечения либо об отказе в страховой выплате. Особое значение это имеет в тех перестраховочных сделках, где перестраховщик принял на себя большую часть ответственности.

В последнее время в перестраховании все большее распространение стали получать так называемые клэймсовские оговорки, то есть условия договоров о той или иной форме участия перестраховщика в урегулировании претензий первоначального страхователя к страховщику по перестрахованному у него риску. Сегодня различают три варианта таких условий. Первый — "claims information" — предполагает, что перестрахователь будет оперативно информировать принимающую сторону о поступивших претензиях, о ходе расследования фактических событий и о принятых по претензии решениях. Второй — "claims cooperation" — предусматривает, что стороны договора перестрахования будут определенным образом сотрудничать в рассмотрении претензии страхователя, например, вместе проводить расследование всех или хотя бы части обстоятельств, консультироваться по поводу намечаемых решений и т.д. И, наконец, третий — "claims control" — закрепляет обязательство перестрахователя принимать решения по претензиям страхователей только с предварительного согласия перестраховщика.

Указанные оговорки на первый взгляд направлены на ограничение принципа предельной честности. Однако на самом деле, как я полагаю, напротив, означают его развитие, переход на новый уровень отношений, когда стороны могут позволить себе не ограничиваться достаточно общими декларативными заявлениями, а реализовывать этот принцип в четких договорных нормах. Ведь для того, чтобы перестрахователь заранее согласился на выстраивание таких отношений с перестраховщиком в самом чувствительном для обоих вопросе, он изначально должен быть нацелен на максимально добросовестное выполнение своих обязанностей в отношении контрагента.

Несомненно, недобросовестный перестрахователь может попытаться представить перестраховщику искаженную картину происшедшего, если урегулировал претензию страхователя на так называемой компромиссной основе, то есть когда не было достаточных оснований либо для признания события страховым, либо по закону или условиям договора он не должен был в такой ситуации производить страховую выплату (например, по вине страхователя утеряно право суброгации либо при урегулировании страхового случая выяснилось, что страхователь на стадии заключения договора предоставил неполную или недостоверную информацию о риске и т. д.). В отличие от сферы прямого страхования, где страховое мошенничество распространено достаточно широко (по некоторым оценкам до 10 процентов всех страховых выплат производится в результате обмана страхователями страховщиков), но касается реального создания видимости неблагоприятного события, в перестраховании происходит, главным образом, подтасовка документов. Однако, по сути, это тот же обман контрагента, то есть своего рода перестраховочное мошенничество.

Шестое и в практическом плане наиболее важное отличие доктрины uberrimae fide в перестраховочных отношениях заключается в том, что договоры перестрахования, как правило, вводят иные последствия на случай нарушения перестрахователем своих обязанностей, вытекающих из указанного принципа. Так, в перестраховочных контрактах почти повсеместно установлено право перестраховщика отказать в выплате страхового возмещения или произвольно уменьшить его величину в тех случаях, когда выяснится, что передающая сторона не сообщила ему об обстоятельствах, влияющих на степень риска, переданного в перестрахование. Такие последствия могут наступить как в отношении ненадлежащего исполнения перестрахователем своих обязанностей на момент заключения договора, так и недобросовестного поведения в ходе исполнения контракта. Например, в абз. 2 ст. 70 проекта Унифицированного договора указывается: "перестраховщик вправе отказать перестрахователю в выплате страхового возмещения или уменьшить его размер... если перестрахователь скрыл или исказил условия договора страхования или иные обстоятельства, существенно влияющие на степень риска перестраховщика..." .

Следует отметить, что приведенная формулировка призвана защищать принимающую сторону от недобросовестности перестрахователя не только в рамках формально отраженных в основном страховом договоре обстоятельств страхования, но и иных, не вошедших в контракт, но о которых знал или должен был знать страховщик, обращающийся за перестраховочной защитой.

Седьмое отличие обусловлено тем, что перестрахователь выступает еще одним звеном в цепочке, обеспечивающей поступление сведений перестраховщику, и здесь, как и в случае с брокером, возможны потеря информации или ее случайное либо предумышленное искажение.

В связи с этим возникает проблема правового характера: вправе ли перестраховщик предъявлять какие-либо претензии перестрахователю по поводу того, что тот не представил ему всю необходимую информацию относительно застрахованного объекта или лица, поскольку страхователь не сообщил ему те или иные сведения? Иначе говоря, в случае, когда сам перестрахователь был введен в заблуждение или даже обманут. Вот какое мнение, например, высказал один из английских юристов: "Перестрахователь, который передает своим факультативным перестраховщикам информацию без оценки этой информации... — может воспроизвести неверное описание (объекта или состояния), сделанное страхователем. В этом случае перестраховщики могут иметь право отказаться выполнять свои обязательства по договору перестрахования..." .

Такой вывод подтверждается и судебной практикой. Так, в деле Highlands Insurance Co v Continental Insurance Co. где перестраховщик отказал в выплате страхового возмещения перестрахователю на том основании, что тот сообщил ему недостоверную информацию об объекте страхования (было заявлено, что самый дорогой объект оборудован спринклерами, а на самом деле их не оказалось), суд признал действия перестраховщика правомерными. Такое же решение суд вынес при рассмотрении дела Sirius International Insurance Corporation and others v Oriental Assuranct Corporation .

Считаю, что здесь дана совершенно верная оценка ситуации. В перестраховочных отношениях принцип наивысшего доверия действует самостоятельно, то есть независимо от того, какие отношения сложились на уровне первичного страхования. Перестрахователь в полном объеме несет перед принимающей стороной ответственность за полноту и достоверность предоставленной ей информации. При этом не требуется наличия, а уж тем более доказывания вины передающей стороны в искажении информации для наступления таких неблагоприятных для нее последствий.

Если в цепочке передачи информации присутствует перестраховочный брокер, через которого риск размещался в перестрахование, от этого ровным счетом ничего не меняется. К данной ситуации вполне применимы суждения и выводы, высказанные ранее в отношении страхового брокера.

В юридической литературе последних лет высказывались достаточно пессимистические прогнозы в отношении реального применения принципа наивысшей добросовестности в гражданско-правовых отношениях (См.: Скловский К. Указ. соч., с. 95). Такой вывод основывается на том, что конкретные юридические нормы сужают сферу действия доброй воли и общая тенденция развития права в этом смысле необратима. Я не отношусь к сторонникам столь негативной оценки перспектив данного принципа. Напротив, воодушевляет то обстоятельство, что в последнее время и законодатель вводит соответствующее понятие в текст федеральных законов, и суды все чаще начинают ссылаться в своих решениях на основополагающие принципы права, в том числе добросовестность и разумность. Что касается перестрахования, то здесь позиции uberrimae fide в правовом регулировании незыблемы.

С. ДЕДИКОВ, адвокат

В материале упоминаются: Компании, организации: Sirius International Insurance Corporation 16  Всероссийский союз страховщиков (ВСС) 11802 РОСНО 2459 [Зетта Страхование, АО 28] Персоны: Гендзехадзе Екатерина Николаевна Граве Константин Александрович Дедиков Сергей Васильевич Журавлев Юрий Михайлович Клоченко Лилия Николаевна Лунц Лазарь Адольфович Пылов Константин Иванович Серебровский Владимир Иванович Фогельсон Юрий Борисович

Ваше мнение об этом материале:

— Ваше имя
— Ваш email
— Тема

Ваш отзыв (заполняется обязательно):

Укажите код на картинке слева:

Установите трансляцию заголовков прессы на своем сайте

 Подробнее »

Получить код для трансляции заголовков прессы »